ПОД НЕБОМ ГОЛУБЫМ ЕСТЬ ГОРОД ЗОЛОТОЙ

Но то ли с возрастом мне стало больше хотеться тишины, то ли окружение себя дискредитировало, то ли всё вместе совпало, и омаровское «уж лучше голодать, чем что попало есть, и лучше одному, чем вместе с кем попало» откликнулось в сердце.

Сегодня снова стою во Франции, в небольшом средневековом городке, здесь современный завод по производству автобусов, и я привезла им «каросу» — остов автобуса, скелет, на который потом накрутится пластик, поставятся колёса, проведётся внутренняя отделка и установка всех рабочих механизмов.

Приехала вчера ближе к ночи, поэтому сегодня позволила себе отоспаться вволю, потом не спеша сходила на закупы, потом через парк – в костёл. Сейчас вот печатаю эти строки, и слышу перезвон колоколов, отбивают то ли время, то ли, может, вечерняя служба?

Днём шла к 12:00, почему-то думала, что попаду на воскресную службу, но службы не было. Присев на лавку в углу храма, я некоторое время посидела в этой спокойной, умиротворяющей обстановке. За окнами приглушённо жил своей жизнью город – спокойный, воскресный день, иногда там проезжали машины, иногда слышались голоса. Прямо за толстыми каменными стенами костёла – центральная улица. Один раз за час, что я там пробыла, зашла какая-то женщина, прошла к свечам, через какое-то время вышла. А я – просто наслаждалась: простотой, тишиной, спокойствием.  Высокие потолки, расписыные стены, скульптуры – мраморные и деревянные изваяния, витражи, орган, и даже два – над входом ещё один, небольшой – всё очень красиво, величественно, гармонично. Почти нигде не горят лампы в подвесных люстрах, хватает мягкого рассеянного света из высоких окон из-под стрельчатых сводов. Тёмные тяжёлые лавки для прихожан, с удобной полочкой на передней скамье, чтобы можно было положить раскрытую Библию. Библии – здесь же, на скамьях. Наверное, в церквях на моей родине и туда, дальше на восток, нет лавок, чтобы люди могли лбами о пол биться, стоя на коленях? И удушающе ладаном пахнет, чтобы мозг отключался?

Я полюбила костёлы 5 лет назад. Полюбила, когда познакомилась поближе, ксендзов, которые простыми словами проводят службы, говорят о Боге и о его любви к человеку понятно и доступно, с душой. А ещё что удивило – это ряды скамей, с заботой о прихожанах, чтобы они сидя думали о Боге, а не стоя – о ногах.

Меня всегда удивляли недобрые бабки в церквях. Интересно, они исповедаются? С ними священники беседуют? И если да, то почему это не даёт эффекта? Вспоминается притча, как такие вот бабки шикали на мужчину, который пришёл первый раз в храм помолиться, стал перед образами, начал говорить своими словами. Наьросиимлись они на него: «Ты убор-то сними, в божий дом припёрся, как в кабак!», «Ты свечку купил, поставил, подаяние дал? А что сразу к иконам бегом?», «Что ты лопочешь? Пойди молитвенник купи, да выучи, как говорить надо!», «Записки написал? На исповедь записался? Тут так не делается!» Вышел он в итоге из церкви, сел на скамью, спрятал лицо в ладони, изаплакал. «Почему плачешь?» — спросил кто-то, и мужчина, подняв голову, увидел Иисуса. «Меня из церкви выгнали» — выдохнул он. Иисус сел рядом с ним на скамью: «Не плачь. Меня они оттуда давно уже выгнали».

В костёле тоже можно купить и поставить свечи, но специально обученной для этого бабки я там не видела. Там всё на доверии. Стоят свечи, подписана цена. Берёшь свечу. Оставляешь деньги. В Европе есть устроеенные по такму принципу небольшие лавочки, и иногда возле своих домов люди выставляют на столике для продажи что-то из продукции, как правило, из сада. Берёшь, что тебе требуется, оставляешь деньги. Как я понимаю, раньше это было вообще в порядке вещей, до того, как туда хлынул потом мигрантов.

Признаться по правде, я раньше не любила ездить во Францию. Не видела в ней ничего примечательного, меня не завораживали её пейзажи, не особо цепляла архитектура.

Ездила туда и на прошлой работе, но, честно, даже не могу вспомнить куда именно. В Брест их, что ли. А вот в сам, или куда в пригород, не помню. Было занесло и в Париж, колесила по его густозастроенному пригороду, боялась что-нибудь там наломать. Проезжая окраинами, видела в нескольких километрах Эйфелеву башню. В аэропорту каком-то была, но вроде как и не крупном. То есть впечатления на меня тогда оно не произвело. После того, как побывала во Франкфуртском, тот французский мне припоминается даже каким-то колхозным, что ли, хотя, возможно, это был аэропорт Шарля де Голля? Не помню,  да особо и не важно. В-общем, ничем не цепляла меня тогда Франция.

Рейсы в Лигны (Ligny-en-Barrois), это наша постоянная линия, мне тоже не особо нравились. Ехать туда приходилось почти все 4:30, меньше 4:15 не получалось (коллеги поймут), притом, что всю дорогу, и по Германии, и по Франции – скорость под 90, а это нарушение. Зацепив пару штау (пробок) по дороге (к счастью, они бывали крайне редко), уже не укладываешься в это время, приходится крутить паузу. Выгрузку и загрузку тоже чаще всего делаешь на кроватках, чтобы потом успеть побыстрее назад, потому что стать потом ночью негде,  а если и получится где-то чудом запарковаться, то проснуться потом можно с пустыми баками. То есть приходилось ехать и ехать, и если загрузка была не первая, а последняя, то парковаться приходилось уже за полночь. И, честно, меня очень выматывали эти гонки. В большей степени даже морально, наверное. Потому что обычно едешь, и можешь стать, если тебе вдруг что-то приспичило – в туалет, или поесть, или поспать. Ты всё-равно везде успеваешь. Чего нельзя сказать про эту загрузку. Если тебя загрузили к трём часам дня, а завод во Франции работает до восьми вечера, и приехать ты должен, чтобы тебя выгрузили и загрузили до этого времени, то, понятно, что даже насчёт 5-минутной паузы у тебя уже есть сомнения…

Линка, на которой «каросы», ещё моднее… Ехать приходится в два раза дольше, не из Германии, а из Чехии, это семьсот с лишним километров пути. Практически всегда с десятым часом руля. В девятку, наверное, можно уложиться только в одном случае – тёмной ночью и с нарушением скоростного режима, но на этих рейсах есть свои плюшки, и оплата выходит повыше. Поэтому смирилась. А ещё примирили меня с Францией приятные для меня моменты. Брала с собой как-то в рейс дочку, и как-то так вышло, что график сбился, и во Францию мы поехали на викенд, к выгрузке в понедельник. Решили воспользоваться удобным моментом, когда до Парижа – всего 240 км, а не 920 как от нашей Чехии. И воспользовались. Добрались до соседнего городка автобусом, там сели на поезд до французской столицы. Приехали туда к ночи. Классно погуляли, и сияющая огнями Эйфелька была просто божественна, и утренний кофе с круассанами у кафешки на тихой французской улочке, и кафе Леди Баг, к которому не преминула свозить меня дочка – тоже. Гвоздём поезки стал ДиснейЛэнд. Радость в глазах дочки окупила все неудобства и расходы, и, пожалуй, я могу считать это одним из самых значимых моментов в моей жизни. В одном ряду с моим приездом в Чехию, с эмоциями моих детей от встречи всей нашей семьи в Праге, младшие ведь несколько лет не видели брата. А с ДиснейЛэндом получилось так, что о нём дети, особенно Алёна, мечтали давно.

Вспомнилось, как бывший муж был упрекнул меня: «Ты не хочешь испаолнять мои мечты». Было это сказано относительно дома, и его желания иметь там газон, мангал, ну, и ставшие традицией пьяные выходные с шашлычком и коньячком. Такие мечты я исполнять не хотела. Моими же мечтами, если он интересовался, то только для того, чтобы не дать им исполниться. До детских ему вообще дела не было. Впрочем, как и до них самих. «Мне пох*й твои дети, если работа не сделана» — эти слова, наверное, ещё долго будут мне вспоминаться. И работа делалась, и дети, на тот момент заболевшие, с температурами, досматривались. И поесть было приготовлено… Просто там не только из-за несделанной именно в тот момент, когда ему захотелось, работы было пох*й (простите), ему в целом всегда на нас так было. И только после того, как мы ушли от него, он начал тянуть нас всех обратно. Вспомнил, видимо, что мы хотели куда-нибудь съездить, пробовал протолкнуть им туры за пол-стоимости от него в какую-нибудь Турцию или Египет, а если с ним бы полетели, то оплатил бы полностью,  потом как-то спросил у дочери: «Хочу подарить тебе тур куда-нибудь, выбирай, куда бы ты хотела», и она ответила про ДиснейЛэнд. В списке с Турцией и Египтом варианту с ДиснейЛэндом места не нашлось. Выбор из тех двух стран был невелик, притом – с ним за компанию в довесок, поэтому ДиснейЛэнд так и оставался несбыточным, пока мы не переехали в Европу. Но и там собраться и махнуть почти за тысячу километров на аттракционы было не то чтобы не так и просто… Время, деньги, силы доехатьт, вернуться, и снова поехать, но уже работать – как-то было «ай», и всё откладывалось и откладывалось. До того самого французского викенда.

Потом на французский викенд брала с собой младшего сына. Он остался впечатлён и Францией, и Лигнами, и моей работой. Тоже приехали к вечеру, прогулялись по ночному средневековью, заказали пиццу в автомате. Следующим днём сходили и в город, и в гору, а вечером расставили на платформе с автобусом кухню, готовили устриц, затем — креветки в белом вине. Устрицы и белое вино шло по-отдельности, к слову. Креветки были в белом вине. А в бокалах был розовый джин. Тихо опускался такой же розовый вечер над рекой, мы были припаркованы метрах в 10-15 от неё. И нет, это не были глухие места. Мы стояли под стеной магазина, рядом их ещё было два, в этой торговой зоне стоял пицца-автомат, и метров за 500-700 начинался центр города, с кафе и достопримечательностями. Утром понедельника я сходила в лавочку за круассанами, макарунками и багетом к кофе, и мы поехали выгружаться. Завод также был метрах в пятистах.

Оглядываясь назад, я вынуждена признаться, что меня очень мучает совесть за то, что я семь с половиной лет тому назад начала ездить и подолгу оставлять детей дома одних. Росли, как быльё в огороде, признаться честно. Присматривала их бабушка, моя мама, спасибо ей огромное. Тётя и сестра иногда помогали. И всё же детям не хватало матери. «У тебя не было выбора» — признают сами дети. И всё это, безусловно, так. Выбора у меня не было. Был период, когда я думала соскочить с этой работы. Но мы вновь садились с моими птенцами за стол переговоров, и принимали решение – маме нужно работать. А им – нужно быть самостоятельными и ответственными. Сидеть наседкой дома, приносить зарплату в 250, 400 евро — максимум (на руководящих должностях, если что), радоваться 80-ти евро алиментов, экономить на всём, и оглядываться, чтобы этот пакостливый не портил нам жизнь и не создавал трудности на моей работе – так себе перспектива… Оставалось ездить. Зарабатывать. И достать там он меня почти не мог (письма моему шефу, и высеры в дальнобойных группах – не в счёт). Отыгрывался на детях. Записал их в неблагополучные, потом не выпускал, принуждал ко встречам, писал заявления в милицию, что сын его обозвал, в-общем, хватало всякого. Но мы – выстояли. С усмешкой вспоминаю злорадное бывшего мужа: «Ты всё-равно не сможешь работать!» и «Детям 18 ещё не скоро!», показывая тем самым, что жизни он нам не даст.

И не давал. Мы сами взяли. Взяли своё. Не украли. Много оставили, к слову, и не мешало бы восстановить справедливость и вернуть оставшееся, но белорусская правоохранительная система, исполнительная система и суды – это отдельная тема.

Детям 18 ещё не скоро? Наверное, неделю назад мой бывший муж танцевал кан-кан, а потом сгребал со счетов все те дивиденды, которые не мог вывести все эти почти восемь лет, то есть до того, как выйдет срок по уплате алиментов. Всё, уже всё может. Может не прятать от детей свои денежки и прочие сокровища. Дети выросли. Притом, как мне кажется, это произошло гораздо быстрее, чем он думал. Дочке неделю назад исполнилось 18. Сыну уже почти 20. Старшему – два месяца до 26-тилетия. Отец не видел его с тех пор, как тот 19-тилетним уехал из Беларуси. Младшие два года как здесь, вдали от папиной «любви». Впрочем, не буду лукавить, наконец-то и папанька начал поворачиваться к детям лицом, больше к младшим. Старшему он вряд ли простит весь тот натиск противостояния, одно Валерино «Послушай сюда, дядя» чего стоит. Но – сам заслужил. Простят ли его дети? Время покажет. То, что он вытворял по отношению к ним, ни понять, ни принять невозможно. Максимум – это относиться снисходительно, как я им поясняю. Не принимать никак на свой счёт все его слова и поступки. Ну, он такой. Так его вырастили, (не)воспитали. Сложно что-то требовать от человека, у которого неадекватная мать, там свои тараканы и психотравмы у человека, выросшего в ненормальной атмосфере. Оправдываю ли я его? И да, и нет. Можно было бы понять свои проблемы, и не травмировать детей, поработать с психологом, постараться решить свои проблемы, и не создавать проблемы детям. Но… Человек решил иначе. Его выбор. Нашим выбором было не принимать такое отношение. Не сразу, а только тогда, когда мы смогли, мы вырвались из того дерьма, в которое нас пытался окунать папочка. Расхлебать то, что он натворил, у него не получится. Но – пусть хлебает теперь, сам заварил. Каждый остался с тем, к чему стремился.

…Дорабатываю этот рассказ уже на рассвете в понедельник. Над рекой стелется туман. В светло-голубом небе ещё видится бледная Луна. Ездят машины, город просыпается, пробуждается к новому дню. И я – тоже. Каждый новый день – как новая маленькая жизнь. Стряхиваю морок прошлого, и открываю своё сердце новому дню, светлому и хорошему. Через пару часов я выгружу свою «каросу» и поеду домой. Может, ещё на ночь туда заеду, но, скорее всего, крутнусь уже утром. Поцелую дочку, приму душ, может, успею что-то приготовить, и поеду дальше зарабатывать деньги. На новые путешествия с детьми, на обслуживание машин. Вспоминается, как бывший муж отобрал у меня Альмеру, разбил её (сам накаркал, что разобьёт, а слово – не воробей), а потом писал мне: «У тебя даже фуры своей для путешествий нет!». Без комментариев… Что с него взять…

Мне на фирменной очень удобно. И домой заехать могу. Мне от неё до входа в дом идти не больше метров, чем было в Витебске по парковке для легковых до подъезда. Честно сказать, много лет до этого я с таким трудом добиралась до работы, что уставала ещё до того, как доезжала до базы и стартовала в рейс. От этих воспоминаний становится жалко саму себя. Но… Без кризиса нет роста. Все те испытания и трудности были необходимы так же, как и гусенице, чтобы стать бабочкой. На глаза накатываются слёзы, когда слышу песню:

Насчёт последнего я не уверена. Поняла уже, что без проработки былых травм я не могу и, пожалуй, уже не хочу кому-то сдаваться. Есть здесь и другой нюанс – притворяться я тоже не хочу, и притворяться слабой – особенно. А в наше время, цитирую ещё одну песню: «это особый шик, если мужик – мужик». Впрочем, это – уже совсем другая история.